По имени Сафи у нас послушный
Был человек, уж очень простодушный.
Шерсть, кожу продавал, на шило мыло
Меняя, жизнь в торговле проходила.
Не ссорился ни с кем, не препирался,
На палку, на тычки не обижался.
Жил в святости большой и твёрдой вере,
Религию блюдя на собственном примере.
Дом содержал, хозяйство вёл прилично.
Дни проводил свои Сафи отлично.
И проходили бы заботы, беды мимо,
Когда бы не жена его Фатима.
Нельзя не похвалить: любое дело
В руках Фатимы спорилось, кипело.
Была Фатима недурна и с виду:
Собою хороша, по моде платье сшито.
Ещё была в ней эта страсть и сила:
Ремень в семье не муж — она носила.
Энергия её людей пугала.
Семей таких на свете разве мало?
Была Фатима над Сафи главою,
Он шеей был, Фатима — головою.
Давила, как тюфяк, его и мяла
И то и дело, как индюк, вспухала
И осыпала мужа грубой бранью.
Сафи Фатиме уступал заранье.
Стоит понурый, будто что-то клянча;
Как аргамак, Фатима, перед клячей.
Нет от придирок никогда покоя,
Чуть что, она: «А это что такое?!»
Фитиль ли в лампе, самовар иль чайник,
За всё на муже злобу вымещает.
Сафи не мог и глаз открыть. Минуты
Не проходило без беды и смуты.
Здесь этих бед из части невеликой
Я опишу лишь малую толику.
Однажды говорит Фатима мужу:
— Доставь немедля мне всё то, что нужно.
Калфак сносился у меня. Коралла
И жемчуга на нём осталось мало.
Не видишь разве сам — как бестолков ты! —
Какие нынче жёны носят кофты!
Какая польза от такого мужа?
Чем — объясни — я этих женщин хуже?!
Речами этими его песочит,
Порою не гнушаясь и пощёчин.
Понурясь головою и плечами,
Идёт Сафи с горючими слезами.
Истратив до копейки на базаре,
Жене приносит всё, что заказала.
Читатель мой! Тебя я против воли
Так утомил, что и не стерпишь доле.
Давай-ка напишу о том, что было
С Фатимой в жизни, где и с кем ходила.
В такой же день однажды, как сегодня,
Приходит к ней старуха, злая сводня.
Весьма преуспевая в деле грязном,
С пути сбивает честных жён соблазном.
Вот и сюда пришла с мешком на шее,
Набитом подлостью, одна другой подлее,
И говорит: «Я, доченька, тебя жалею,
Из жалости к тебе пришла, радея.
Ты, дочь моя, так молода, что так же
Тобой любуется, жалея, каждый.
Зачем тебе с твоею красотою
Старик такой? Сиди к нему спиною.
Не трать на мужа жизнь. Со старым мужем
Жизнь проводить любой болезни хуже.
Ни одного с ним не живи денёчка.
Брось, звёздочка моя, не медли, дочка.
Тебе ни дня, ни ночи нет при муже,
Зачем тебе такой старик и нужен?
Ты — золото, алтын, он — ни копейки
Не стоит в своей старой тюбетейке.
Спать уложив, найди себе другого:
И слово его стоит дорогого.
В его объятьях рай. Как сладки речи!
Румяный, стройный и широкоплечий».
Наслушавшись такого, вся от дрожи
Она потом в себя придти не может.
С тех пор и пары дней не проходила,
Уже парней Фатима приводила.
Один придёт, другой придёт, целует,
Она от этих млеет поцелуев.
Наведываться стала в сад за деньги
И продавала честь там за копейки.
Уже в кровать с собой кладёт джигита
И спит такой, её рукой обвитый.
А мужа не боится даже слабо.
(Сафи, известно, не мужик, а баба).
Гуляет ночь, гуляет день, заранье
Зачем терзаться о конце гулянья?
Сафи Фатиму только умоляет
И притворяется, что ничего не знает.
Закрыв на всё глаза, всё отрицает
И чёрную ворону обеляет:
«На ту клевещут и пороки ищут,
Кто молока белей и снега чище».
Мюридом* при Фатиме, защищает,
Она что хочет, то и вытворяет.
Уж сколько раз при ней чужих видали,
С солдатами Фатиму наблюдали,
Сафи её ни в чём не обвиняет,
Ни пятнышка на ней не замечает.
Прошло четыре года. Пятый даже.
Год наступил шестой. Фатима та же.
По-прежнему в гулянье жизнь проводит,
По-прежнему к себе чужих приводит.
Сафи не хочет слышать о разводе,
Жена его не беспокоит вроде.
Словам и доказательствам не верит,
Не хочет убедиться, не проверит.
Как отпустить жену? У них же дети.
Сынок и дочка. Что он им ответит?
Как развестись со спутницею? С милой,
С которой жизнь навек соединила?
Сафи не может на развод решиться:
Погубит жизнь, беда не разрешится.
Ведь шариата он не понимает:
Не мужу шариату изменяют!
Не нюхал шариата он, похоже,
Шерсть заменяла шариат да кожа.
Что до суфийства, он суфи, исправен:
Намаз Сафи читает пять раз на день.
Религией на деле и не пахнет
В суфийстве этом, вера только чахнет.
Когда бы знал религию, не стал бы
Сафи жену держать, намусу** внял бы.
Не стал бы жить с развратною женою,
Религией запрещено такое.
Без матери, мол, детям оставаться.
Мол, двое их. Да хоть бы и двенадцать!
Так год за годом жизнь Сафи проходит.
Вот, наконец, шестой год на исходе.
Во сне и наяву Фатима наша
В своих делах. Других не видит даже.
Давно душа и совесть не на месте,
Всё больше беспокоятся соседи
За безопасность своего жилища.
Нейдут на ум уже ни сон, ни пища.
Соседствовать с одной такой Фатимой
С благополучием других несовместимо.
Терпели долго, про покой забыли
И, наконец, к соседу подступили:
«Пока ещё по-доброму твердим мы:
Дай ей развод и отдели Фатиму.
Иначе мы тебя судом принудим,
Остаток жизни проведёшь по судьям».
Читатель мой! Подумай сам: как носит
Земля такого мужа, не проглотит?
В итоге, под настойчивым давленьем,
Сафи Фатиме вынес обвиненье.
«Иди к старухе, — говорит, — как скажет,
Так и живи, ходи, куда прикажет».
О женщина! Упав звездой падучей,
Твоя звезда лежит на грязной куче.
Подстилку прихватив, мешок заплечный,
Ушла Фатима из дому под вечер.
Фагаляйтен, фагаляйтен, фагаляйт,
Пишкадам***, конечно, будет очень рад.
Была женой Фатима и безмужней стала,
Был кров и крыша, хлеб и соль — бездомной стала.
Давай посмотрим, что теперь с Фатимой стало,
Как провела остаток дней на белом свете.
По улицам теперь ходить свободно можно,
В лесу в траве лежать теперь спокойно можно.
О ней уже давно прочесть в романах можно.
Я пропою стихами жизнь её на свете.
Что было, то прошло. Теперь скучает очень
По мужу, детям, дом и двор увидеть хочет.
Женой шайтану стала, но открылись очи
И поняла теперь, что потеряла всё на свете.
Одна по улицам, садам и паркам ходит,
Защиты от дождя и снега не находит.
Как волк, живёт в лесу и поздней ночью бродит.
Урус ей муж, а лес ей дом на этом свете.
Я написал о том, что было по сю пору.
Уж лишнее пишу, остановиться впору.
Мне жаль тебя, Фатима. Своему позору
И горю ты сама виной на этом свете.
Я думать о тебе, писать и дальше буду.
Я о своей заботе этой помню всюду.
Я: «Напишу», — сказал и, значит, не забуду
И не прерву работы ни за что на свете.
*Мюрид — последователь духовного руководителя.
**Намус — совесть.
***Пишкадам — шакирд, закончавший медресе.
****Бахре сани — стихотворение в другом размере.
Перевод В.С.Думаевой-Валиевой
Оригинал на татарском: Кечкенә генә көйле бер хикәя
(Из сборника: Избранное/Габдулла Тукай; Перевод с татарского В.С.Думаевой-Валиевой. — Казань: Магариф, 2008. — 223 с.) «Маленький рассказ в стихах» – опубликовано в газете «Фикер», № 18, 17 мая 1906 года. В прижизненныых сборниках Тукая отсутствует.
«…и не прерву работы ни за что на свете». Все свои большие работы Тукай заканчивает такими обещаниями, но ни к одной из них ему не удалось вернуться.
Тукай, который был идеологом движения шакирдов против отсталости духовенства и старых методов обучения в медресе, одним из первых стал отращивать волосы, демонстративно изменил свой внешний вид в пользу европейских норм, начал открыто курить, а в седьмом году и вовсе бросил медресе, публикует в это время в местной газете «Маленький рассказ в стихах» в защиту шариата. (По свидетельству сестры Газизы, в основу «Рассказа» положена действительная история. Этим и объясняется то, что он не был включён Тукаем ни в один его сборник). Знаменательно, что, по Тукаю, эта из ряда вон выходящая история не просто супружеской неверности, но самого грязного разврата, в котором погрязла мусульманская женщина, объясняется отнюдь не тлетворным русским (применительно к нашему недавнему прошлому, «западным») влиянием, но нарушением норм религии и шариата, подмены их «суфийством», то есть ханжеским, показным аскетизмом и благочестием: скрупулёзным выполнением всех внешних установлений, как ежедневный пятикратный намаз и др. в ущерб подлинной религиозности. И главным нарушителем шариата и, следовательно, виновником падения жены-мусульманки является её «послушный» муж-суфий. Справедливость, т. е. восстановление норм шариата, достигается только благодаря активному вмешательству соседей – настоящих мусульман. «Маленький рассказ в стихах» важен при изучении доказанского творчества двадцатилетнего писателя как попытка нащупывания собственных, оригинальных тем. Тему противопоставления подлинной и фальшивой религиозности Тукай разрабатывает в это же время и в прозе. Синонимом подлинной религиозности у Тукая является гуманизм, «правда» («Религия и правда в моих глазах одно»), служение народу, главная нужда которого – преодоление отсталости, просвещение.
Суфий (араб. букв. – носящий шерстяные одежды) – мусульманский аскет, приверженец суфизма.
Суфизм – мистико-аскетическое течение в исламе. Конечной целью суфии считали уничтожение своих личностных качеств и замену их божественными. Положения суфизма противоречили догматам суннитского ислама.
Шариат (от араб. шариа: правильный путь к цели) – комплекс юридических норм, принципов и правил поведения, соблюдение которых означает ведение праведной, угодной Аллаху жизни, приводящей мусульманина в рай).