В городе Мосуле был всеми уважаемый и почитаемый старик по имени
Мухамметгали. Одни люди уважали этого старика за бессчётное его
богатство и обширную, на все стороны раскинувшую свои крылья торговлю,
другие – за тёплое гостеприимство и хлеб-соль. Красивый и роскошный,
как у султана, дворец его был открыт для каждого путника и для всякого
гостя.
Богат путник или беден, старик Мухамметгали для них различия не делал,
тому и другому оказывал он одинаково радушный приём. Прибывшего гостя
размещали в уютной комнате. Каждый в семье старика был готов к его
услугам.
Были также люди, которые любили дедушку Мухамметгалия за острый
и ясный ум, а также справедливый и благородный нрав. Иногда, когда
случались в государстве беспорядок и смута, этого умного, миролюбивого
старца звал к себе для совета халиф. Народ Мосула так высоко ценил
слово старика, что во время споров люди не обращались к судье, а
говорили: «Пойдём к дедушке Мухамметгалию!» и приходили к нему. Суд
старика всегда выходил правым и справедливым, он твёрдо стоял на
стороне обиженных. Целью его стараний, которые отнимали у него все
силы, было примирение противников во что бы то ни стало.
Не счесть было несчастных больных, которым он до самых преклонных своих
лет оказывал помощь и кто заботами его был возвращён к жизни. Всегда и
во всём был он добрым, отзывчивым и открытого нрава. Никогда не кичился
ни своей славой и добрыми делами, ни богатством, как наши баи – пивные
бочки. Старик этот крепко верил в то, что всеми отличиями своими и
богатством обязан он единственно безграничному благоволению и милости
Аллаха. Если что и радовало его на этом свете, то это – свет очей его и
родная его кровь – два сына. Когда сыновья подросли, дедушке
Мухамметгали было уже много-много лет, и голова его была белой, как
снег. Матери этих детей уже давно не было на свете.
Старший сын Ягфар был очень видный и представительный парень – высокого
роста, широкоплечий и широкогрудый. Сила и отвага, которыми светились
его глаза, не оставляли сомнения в том, что этот мальчик вырастет
львом. Как тело его было крепким и здоровым, так и душа горела
нетерпением, словно готовая взлететь. С детских лет мечтая о славе,
Ягфар желал овладеть редкими, не известными в народе, искусствами. И в
учёбе, и в состязаниях стремился он превзойти сверстников. Младший брат
Нуретдин был задумчив и философ по природе. Его теплосердечие и
великодушие было известно в городе Мосуле всем, вплоть до детей и
нищих. Любое своё дело исполнял Нуретдин с терпением и достоинством.
Старший брат любил оружие, опасные приключения, кровавые сражения и
подобные же развлечения. А Нуретдин получал наслаждение от звёздной
ночи, спокойной глади озера под лунным сиянием, предрассветного пения
птиц. Поднявшись на ровную, как пол, крышу их дома, лежал он, глядя на
небо, уйдя в свои мысли и грёзы или предаваясь стихам во славу Аллаха
или об удивительных событиях в живом мире. Люди сравнивали одного с
жарким, светлым днём в зените, а второго – со спокойным, прозрачным
вечером, но никому не отдавали предпочтения. Ягфар всё время говорил
себе: «Я хочу стать большим человеком». Старец Мухамметгали, гладя сына
по голове, тихо говорил: «О сынок! Стать по-настоящему большим
человеком, снискать истинное величие очень нелегко».
Нуретдин ещё ребёнком, устремляя взгляд на улицу, говорил: «Я хочу
стать хорошим человеком». Там, в жаркий день, с непокрытой головой,
босые, по раскалённому песку, привязав поклажи к мулам или ишакам, шли
рядом работники; матери бедных семейств, голодные и оборванные,
укрывшись чапанами, торопливо сновали в поисках пропитания для своих
детей. В другом месте малолетний нищий в лохмотьях, словно истерзанный
волком, искал в тени на углу спасения от солнца, от которого плавились
мозги и кружилась голова.
Видя это, Нуретдин невольно сравнивал свою жизнь во дворце, в котором
летом прохладно, а зимой тепло, с жизнью народа на улице, который, не
зная отдыха, ищет пропитание, с участью нищих мальчиков, которые не
знают, куда деваться от зноя и жажды. Тогда Нуретдин, желая что-то
сказать, смотрел на отца глазами, полными слёз. Отец, всё понимая,
особенно ласково гладил его по голове. В такие мгновения велел он
служанке позвать нищего мальчика. Его встречали ласковыми словами,
кормили-поили, давали с собой одежду и деньги. Как и все побывавшие в
этом доме, мальчик уходил от них, благодаря Аллаха, смеясь от радости.
Подросши, Нуретдин сам стал делать то, к чему был склонен от рождения.
Встав пораньше, никому не сказавшись, уходил он из дому; бедные и
больные ждали его, и он помогал им, чем мог. Отцовская щедрость
открывала ему путь для спасения бедняка от бедности. Помимо этого,
Нуретдин помогал беспомощным старикам и одиноким людям, носил лекарства
увечным и больным, любил своими руками втирать лекарства. Он не
брезговал и не боялся заразы. В каком горе утешал он людей идущими от
сердца словами! Какие смягчал каменные сердца! Люди в городе видели,
как Нуретдин приводил в свой маленький дом больного или нищего, а
вокруг дома бегали с радостными голосами уличные ребятишки. Введя гостя
в дом, сделав для него всё, что нужно, создав ему все удобства, он
выходил во двор, устраивался где-нибудь и, окружённый со всех сторон
детьми, рассказывал им интересные истории, читал вместе с ними нараспев
сказания о жизни пророка Мухаммеда и другие стихи, которые очень
нравились детям. Всё это он проделывал так легко и свободно, что многие
люди и не замечали того, что он снисходит до них. Брат Ягфар, думая:
«Что за радость ему от этих дел и этого ребячества?» – глядел на него с
удивлением.
Так росли братья. Хотя природа и желания каждого очень различались, оба
брата были очень дружны между собой. Ягфару исполнилось 20 лет. Мысли о
славе, громком имени и разных отличиях стали особенно его беспокоить.
Аллах уже сподобил его силы и превосходства над джигитами Мосула во
всяких военных искусствах. «Победить, превзойти всех!» – шептал он
самому себе. И случай тому представился. Местный халиф начал войну с
другим халифом. Обе стороны стали крепко биться. Лучшие предводители
войск погибли. Войска стали терпеть поражение. Ягфар, видя это,
почувствовал, что пришло время для его славы и тут же пошёл к отцу
просить разрешения идти на войну. Прощаясь с отцом, Ягфар сказал: «О
любимый отец! Я вернусь в высоком чине и с громким именем.» Старец, не
в состоянии говорить, проводил его с горестным видом.
Прошёл год. Два года, три…Наконец, война кончилась. Ягфар, благодаря
своим отважным выступлениям против врага и проявленному в военном
искусстве мастерству, а также любви и уважения к нему в войсках, был
назначен командующим войсками. Он разбил вражеское войско, обратил его
в бегство, часть захватил в плен и взял несколько городов. С этой
победой границы халифата расширились, захваченные города были вынуждены
платить халифу дань. По приказу халифа, в Мосуле, празднично
украшенном, как и другие города, состоялся невиданный до того большой и
пышный праздник. Высокого чина командующий войск Ягфар, возвращаясь с
войны, распорядился пройти с войском и пленными через город Мосул. У
городских ворот, как тучи мух, ждал, толпясь, чёрный народ. Перед
Ягфаром, как перед победителем, славой города, честью родины и другом
халифа, дорога была устлана коврами и обсажена цветами. Жители города
Мосула – старики, молодёжь, женщины, дети, всматриваясь вдаль, ожидали
Ягфара с нетерпением, не поддающимся описанию. Наконец, настал момент,
и долгожданное войско показалось. Во главе его на красивом белом
аргамаке ехал Ягфар. Народное море взволновалось, тысячи любящих взоров
устремились на Ягфара. Радостные и ликующие возгласы провожали Ягфара с
одной улицы на другую. За героем Ягфаром, закованные в цепи и со всех
сторон окружённые войсками, шли пленные.
Старец Мухамметгали не пошёл встречать сына к городским воротам, но
ждал на своём крыльце, опираясь на руку младшего сына Нуретдина. На
лице Нуретдина была едва заметная радость, старец Мухамметгали был, по
своему обыкновению, спокоен. Ягфар, поравнявшись с отцовским домом,
остановил коня, соскочил и в полной тишине с колотящимся сердцем и
сияющим лицом подбежал к отцу и бросился ему в ноги. Когда отец,
поцеловав его в лицо и обнимая, стал его поднимать, Ягфар тихо спросил:
«Ну, как, стал я большим человеком?» Отец ещё тише ответил: «Ещё нет,
дитя моё». Никто не слышал этих слов. Но все увидели, как омрачилось
лицо Ягфара и как на глаза его, которые только что видели спины в
беспорядке бегущего разгромленного врага, выступили слёзы. Каждый мог
видеть, как славный полководец, повесив голову, в глубокой задумчивости
пошёл к коню, вскочил и, безучастный ко всему, поехал по дороге.
Давешние радостные и счастливые возгласы, ковры на дороге и цветы,
которые бросали ему под ноги – уже ничто его не радовало.
Не прошло много времени, как прошёл слух, что опора государства Ягфар
исчез; куда, неизвестно. Через несколько лет в одном большом
государстве, по слухам, объявился некий учёный и философ. Этот молодой
учёный в короткое время широко прославился. Повсюду рассказывали, как
он вылечил падишаха от тяжёлой болезни, приковавшей его к постели, и
что падишах, по выздоровлении, якобы сказал этому учёному: «Бери всё,
что пожелаешь». Но учёный попросил у падишаха лишь мёртвую песчаную
пустыню. Этот учёный, зная особенные тайны растительного мира,
превратил песчаную пустыню в роскошный, цветущий сад с соловьями и
отдал его в пользование государства. Области с брошенной каменистой и
песчаной землёй стали ярко-зелёным лугом, и люди стали вести на нём
хозяйство. Весь народ, все люди, называя Ягфара одни святым, другие
ишаном, не находили слов, чтоб достаточно его восхвалять. Однако никто
не знал, откуда он пришёл, какого племени и кто его отец.
Однажды утром ко дворцу старца Мухамметгали подошел в запылённой
одежде, уставший, с деревянным посохом в руке пеший человек и постучал
в дверь. На стук выбежала служанка. Человек просил его пропустить к
хозяину. Служанка вначале не хотела пускать, говоря, что хозяин спит и
пр., но, уступив упорной, настойчивой просьбе путешественника, впустила
его в спальню хозяина. Старец Мухамметгали, лёжа на боку на
канапе, пил кофе. Путешественник, остановившись на пороге, по обычаю,
приветствовал его. Голос пришельца привёл в движение все члены старца.
– Ты, Ягфар?
– Я, отец! – отвечал Ягфар.
Старец Мухамметгали, бросившись к сыну, вскричал:
– Где ты был?
– Я искал славы и нашёл её.
Слыхал ли ты что-нибудь о пр ославленном табибе, вылечившем падишаха? А
об учёном и философе, превратившем песчаную пустыню в цветущий сад? Это
был я. Ныне я, расставшись с образом смертоносной сабли, крушителя
государств, предстаю перед вами ветвью мира. Теперь меня восхваляют и
наш народ, и все чужие народы. Каждый чтит моё имя. Теперь, отец,
признаёшь ли ты теперь моё величие и славу?
Старик, горестно глядя на него, тихо, но очень отчётливо отвечал: «Ещё нет».
– Всё ещё «нет»?! – подавленный, с глубоким вздохом поклонился он отцу, вышел из родного города вон и куда-то ушёл.
Прошло ещё несколько лет. Одно время во всех мусульманских городах люди
с интересом стали читать стихи прославленного поэта. Имена древних
поэтов померкли рядом с ним, как звёзды перед солнцем. Эти стихи
увлекли не только молодых, но и стариков. Слава Ягфара достигла и его
родного города. Халиф, прослышав о нём, послал во все стороны гонцов
отыскать его. Он хотел сделать его придворным поэтом. Но Ягфар
по-прежнему скрывался. Народ успевал только тут и там прочесть его имя.
Однажды, тихим летним вечером, красиво одетый молодой человек вошёл в
город Мосул и, дойдя до дворца старца Мухамметгали, остановился у
порога. Теперь слуги уже узнали Ягфара. Крики радости огласили дворец.
Ягфар вошёл. Отец был занят пятым, вечерним намазом. Ягфару пришлось
подождать. Освободившись, отец оказал сыну тёплый приём и внимание.
Долгие месяцы и годы сгорбили старика, сморщили лицо, но по-прежнему
светел был его взгляд, мудрость и нежная отцовская любовь с годами не
ослабли. Старик хотел обнять сына, но Ягфар, упав ему в ноги, заговорил
взволнованным голосом:
– Отец, я снова перед вами, горел, спешил услышать ваши слова.
Мои стихи дают каждому духовную радость, и богатым, и бедным служат
уроком. Моё имя снискало славу, мои стихи не умрут со мной, они, как и
при моей жизни, будут всеми читаемы с восторгом и наслаждением, когда я
буду лежать в могиле. Скажи, отец, теперь ты признаёшь моё величие и
превосходство над всеми?
Тогда старец Мухамметгали, поднимая сына с полу, сказал:
– О дитя! Мне жаль тебя, ты всё ещё не нашёл настоящего, истинного величия.
– Ну, так я найду его! – сказал Ягфар и, рассердившись, ушёл и опять пропал без вести и имени.
Прошло пять лет. Тёплым лунным вечером старец Мухамметгали, желая
подышать свежим ночным воздухом, поднялся и лёг на крыше, которая, как
известно, была у них ровной, как пол. Задумавшись, следил он за
звёздами на небе. Когда же он, свесив голову, посмотрел вниз, то увидел
какого-то человека, который ходил вокруг дома. Вглядевшись, старик
рассмотрел на нём рваную одежду, прорванные локти; босой, с непокрытой
головой человек показался ему странствующим дервишем.
– О путник! Стучись, не бойся, мой дом всегда
открыт для всех путешествующих, – крикнул ему старик. Дервиш, услыхав
этот голос, вздрогнул и, подняв голову, стал искать хозяина голоса.
Луна освещала похудевшее и сморщенное лицо старца. А старец, продолжая
всматриваться затуманенными, слабыми глазами, узнал в оборванном и
бледном путнике сына и сказал:
– Это ты, Ягфар?
Ягфар:
– Да, отец! Видишь, какой я стал! Наконец-то я понял, что такое
вся эта слава. Теперь я всю мою жизнь и ум принёс в жертву Аллаху. Я
выбил в горе келью и там один служу рабом Аллаху. Надеюсь, что Аллах
наденет на меня венец величия и славы. Я бросил все свои мирские чины и
отличия, понял, что они не стоят и мушиного крыла. Моя погоня за ними
была лишь тщеславием и гордыней.
Перевод В.Думаевой-Валиевой
(Из сборника: Избранное/Габдулла Тукай; Перевод с татарского В.С.Думаевой-Валиевой. — Казань: Магариф, 2006. — 239 с.)