О вы, чалмоголовые! Во сне держали нас;
Растратили мы попусту жизнь нашу из-за вас.
Больных молитвой пользуя, плевками, ворожбой,
В гаданье и пророчестве века прошли при вас.
К застолью от застолия ходя из дома в дом,
Обжорством, возлиянием заботились о нас.
Мечети превратившие в базары, как купцы,
Народу продавали вы мир вечный и намаз.
Вороны ненасытные и ваши сыновья,
Гоняются за трупами, обучены у вас.
Всю жизнь прожили в зависти, сгорая и кипя;
Чванливость и тщеславие, откуда это в вас?
Старьём и небылицами старались заменить,
В еврейских сказках вычитав, религию для нас.
С безбожием сражаетесь, вы собственный народ
На молодёжь натравливать заботитесь сейчас.
Патша японский якобы решил принять ислам;
Живее, торопитесь же — он ожидает вас.
С японским императором микадо весь народ
Религией с чапанами прельстится в самый раз.
К святому делу этому подступитесь вы с чем,
Когда мантыйк* с гаданием — все знания у вас!
И там бритоголовыми прикажете ходить?
Безусым быть усатого заставите, как нас?
Бухарскими законами там всеми управлять,
Чтоб мусульманства признаком бухарщина звалась?
Довольно же! Приличия давно пора вам знать!
Японцев очапанивать не требуют от вас.
*Мантыйк — логика.
Перевод В.С.Думаевой-Валиевой
Оригинал на татарском: Японияне мөселман идәчәк голяма нәрәдә?
(Из сборника: Избранное/Габдулла Тукай; Перевод с татарского В.С.Думаевой-Валиевой. — Казань: Магариф, 2008. — 223 с.) «Где учёные, которые омусульманят Японию?» – опуликовано в газете «Фикер», № 20, 3 июня 1906 года. Включено в сборник «Третья тетрадь», 1907 год. Стихотворение является ответом на распространяемые в печати слухи о том, что японский микадо, заинтересованный исламом, приглашает к себе мусульманских учёных. Известный исламский миссионер Габдрашит Ибрагимов, действительно, добрался до Японии, работал там и успел построить деревянную мечеть.
Следуя хронологически за публицистическими стихотворениями Тукая, интересно наблюдать, как в самых первых стихотворениях, ставящих проблему, которую он будет обсуждать до конца жизни, он выговаривается наиболее полно и всесторонне. Такое понимание жизни и оценка основной действующей в ней силы – отсталого татарского духовенства – не могут не поражать в двадцатилетнем юноше, если не принимать во внимание, что Тукай добрый десяток лет провёл в среде этого духовенства в медресе. И всё же, заключенная внутри России, Татария сильно отличалась от Бухары, которая была в это время ещё средневековым ханством. Фон
передовой русской демократической мысли, на котором происходило становление и стремительное развитие талантливого юноши в бурную эпоху 1905 года, многое объясняет в позиции, которую Тукай занял с самого начала).