ТАТ РУС ENG LAT

Рабит БАТУЛЛА Светоч

Тукай никогда не стремился позировать перед объективом фотоаппарата, но
все же в архивах имеется четырнадцать-пятнадцать фотографий поэта.
Снимки были сделаны не по его воле, а по желанию близких друзей. Это,
наверное, по той простой причине, что мусульманину запрещено было
фотографироваться, да и сам Тукай не считал себя неотразимым красавцем,
потому что у него на одном глазу было бельмо. По рассказам
современников, Тукай избегал встреч с женщинами именно из-за этого
недостатка. На всех фотографиях у Тукая печально-задумчивые глаза,
только в одном снимке он еле улыбается. Угрюмость на фотографиях не
значит, что Тукай всегда был таким, наоборот, он и улыбался, умел
саркастически смеяться и в жизни, и в печати.

 

Удивительно, что на каждой фотографии выражение лица Тукая меняется,
порой его нельзя узнать, как будто это фотоснимок не его, а
какого-нибудь другого человека. Отчего так? Менялось ли психическое
состояние поэта, усиливалась ли его болезнь? Или фотографы так искажали
его лицо?

 

Тукай за свои двадцать семь лет жизни сделал то, что тысячи мужчин не
смогли бы создать и за сто лет. Кто не знал поэта лично, думал, читая
многие его стихи, что автором их является глубокий старец, Тукай прошёл
жизненный путь столетнего мудреца за двадцать семь лет, поэтому он
быстро менялся и в лице, и в душевном состоянии. Вот почему
фотоизображения Тукая так не похожи друг на друга.

 

Не сохранились фотографии маленького Тукая, вернее, будучи ребёнком, он
никогда не фотографировался, ибо в деревне тех времён не было
фотографа, поэт только в 1903 году, в возрасте семнадцати лет,
осмелился встать перед объективом.

 

Тукай стоит рядом с высоким шакирдом. 1903

Фото №1. Тукай стоит рядом с высоким шакирдом. 1903.

 

Считается, что это его первая фотокарточка. На снимке запёчатлён
подросток невысокого роста, одетый в белую рубашку и шакирдовский
казакин, на голове юноши фес (высокий каляпуш). Кажется, что юноше не
семнадцать, а от силы тринадцать-четырнадцать лет. Это было во время
летних каникул 1903 года в Уральске. Стоящему рядом с Тукаем высокому
парню около двадцати лет. Они удивительно похожи друг на друга — и
расположение бровей, и не по годам серьёзные взгляды, торчащие уши, как
будто перед нами два родных брата.

 

В музеях и книгах, посвящённых Тукаю, под этим изображением всегда
читаем надпись: Г. Тукай с Г. Кариевым. И экскурсоводы перед
посетителями всегда твердят то же самое. Но этот зрелый парень не
является Кариевым, это — подданный султанской Турции по имени
Габдулвали Амрулла. Хотя он и гражданин Турции, наверное, он не турок,
а татарин-ногаец. Возможно, потомок переселенцев-татар из этих краёв.
Доказать, что это не Кариев, очень легко. Вот фотоснимок Кариева.

 

Г.Кариев

Фото № 2, где запёчатлён Г. Кариев; оно даётся для сравнения с изображением Амруллы.

 

Сравните уши обоих. У Кариева отточенное мраморное левое ухо, а Амрулла — лопоухий, как поэт Шаехзада Бабич.

 

Камиль Мутыги и Габдулла Тукай. 1905

Фото № 3, где запечатлены Камиль Мутыги и Габдулла Тукай. 1905.

 

Вот ещё один спорный снимок. Надписи в музеях говорят, что это Мутыги с
Тукаем. Но кто-то категорически отвергает, что это Тукай, утверждая:
это какой-то неизвестный шакирд, кто-то твердит, что это родственник
Мутыги.

 

Другие говорят, что позёр и искатель приключений Мутыги мог и засняться
вместе с нищим шакирдом, чтобы завоевать дешёвую популярность, мол,
богатый Мутыги не чурался общаться с простонародьем.

Бесспорно — это Тукай. Опять же нам помогут в выяснении истины другие
фотографии Тукая, сравните все уши, и вы убедитесь: они принадлежат
Тукаю. Сравните обувь на всех изображениях Тукая, это одни и те же
ноги, ноги Тукая. Мутыги любил фотографироваться с Тукаем, он предвидел
в Апуше великого Тукая, он делал историю с будущим великим поэтом.

 

Тукай с журналом в руке. 1906

Фото № 4, где запёчатлён Тукай с журналом в руке. 1906.

 

Обратите внимание на правую сторону снимка, и вы увидите следы
изничтожения изображения человека высокого роста — рядом с Тукаем стоял
его учитель и покровитель Камиль Мутыги. Его убрали. Его хотели
насовсем убрать из истории татарской культуры, советская власть
смотрела на Мутыги как на врага народа, потому что он был из богатой
семьи. Коммунистические идеологи, действительно убрали Мутыги, не
стерпев гонений, он наложил на себя руки в 1941 году, ему было всего
пятьдесят три. Но народная память никогда не забудет своего героя,
татарского профессионального певца, спортсмена-борца, издателя,
просветителя и учителя великого Габдуллы Тукая.

 

Фото № 5, где запечатлены пятеро мужчин. 1907.

 

Видите, как меняется лицо Тукая, он здесь совсем не похож на
себя, как будто перед нами сидит слепой человек в чёрных очках.

 

Фото № 10, где сидят трое мужчин. 1908.

 

Три друга, три поэта. Тукай поставил на скамейку ногу, Сагит Рамеев в
середине, внизу — Фахрелислам Агиев. В 1913 году умирает от туберкулёза
Тукай, Сагит Рамеев в 1926 году умирает от чахотки в Уфе. Фахрелислама
Агиева расстреляли чекисты в 1938 году.

 

Фото № 7, где изображён круглолицый Тукай. 1910 (?).

 

Один из близких
друзей поэта Вафа Бахтияров пишет, что этот фотоснимок сделан по
настоянию издателя Бургана Шарафа, чтобы тот сделал Тукая упитанным,
круглолицым. Фотограф какими-то профессиональными ухищрениями изобразил
Тукая откормленным буржуем. Тукаю фотография понравились, но это не
истинное лицо поэта, а созданное ретушированием. На обложках очень
многих сборников и альбомов помещается именно это фотоизображение, не
соответствующее оригиналу; взгляд у Тукая здесь самодовольный,
успокоенный. И каляпуш на голове, и галстук не принадлежат самому
Тукаю, это Шараф позаботился сделать его этаким татарским денди начала
прошлого века.

 

rab-8.jpg

Фото № 13. Тукай в фуражке. 1911.

 

Из альбома в альбом кочует эта фотография, но обычно — урезанная, ибо в
оригинале на ней семнадцать человек, а публикуют всего восемь из них.
Почему редакторы «укоротили» историю? Ведь вне кадра оставались
исторические личности, друзья Тукая, судьбы которых очень трагичны:
кто-то, не вытерпев гонений советской власти, наложил на себя руки,
кого-то расстреляли большевеки. Тукай здесь совсем как мальчишка.

 

Фото № 15.1911.

 

Между этими двумя фотографиями прошло всего несколько дней, а Тукай
изменился до неузнаваемости. Сагит Рамеев, Тукай и Шахид Гайфи сидят в
лодке. Гайфи был организатором, устроителем быта поэта во время его
пребывания в Астрахани. Под его руководством Тукая вывезли множество
раз на кумыс. Тукай жил в Астрахани в санаторном режиме.

 

Фото № 18. 1911.

 

После посещения Астрахани Тукай поправился, стал красавцем. Этот
фотоснимок сделан по заказу издателя Шарафа, он специально приодел
Тукая для фотосъёмки.

 

Фото № 19. 1912.

 

Это единственная фотография, где Тукай еле заметно улыбается.

 

Фото № 17. 1912.

 

Тукай среди братьев Кулахметовых (оба стоят), впереди Тукай и Фатих Амирхан. Тукай возмужал, стал крупным взрослым мужчиной.

 

Фото № 16. 1912.

 

Последние три фотографии сделаны в течение одного года, но как меняется
облик Тукая! Он здесь уже мудрец: широкий лоб, нос с горбинкой, взгляд
требовательный, предостерегающий; он вскоре уйдёт от нас, но кто
продолжит его дело, кто ответит за те преступления самодержавия,
которые изуродовали татарскую нацию?

 

 Фото 1913 года. Тукай на смертном одре.

 

Больница Клячкина. Через сутки Тукая не станет. Друзья решили сфотографироваться с уходящим Тукаем.

 

Их было трое. Но безжалостная цензура и здесь сделала своё дело, все
те, кто ухаживал за умирающим Тукаем, были стёрты с изображения. Тукай
остался один.

 

 rab-15.jpg

 Фото № 21

 

Последние думы, последнее дыхание поэта, перед ним лежит корректура
будущей книги стихов, он только что исправил опечатки и поставил
последнюю точку, он знает, что смерть очень близка, и взгляд мудреца
запёчатлён на последней фотографии. Величавость не исчезла с лица
поэта, тот же широкий лоб, классический нос, умный взгляд, только вот
через нос не дышится, последние вздохи он делает через полуоткрытый рот.

 

 Фото № 22. Посмертная маска великого Тукая. 1913.

 

Перед нами лежит двадцатисемилетний, похожий на мумию древнего фараона
Тукай. Он сделал всё, что мог, для спасения своей нации, пусть
продолжат его священное дело потомки.

Все те фотографии, где запечатлено лицо Тукая, не похожи на посмертную
маску поэта. Это особое лицо, лицо человека, умудрённого
длительной жизнью, лицо богатыря, сильного духом национального героя.
Мир праху его! Аминь!

Тукай как поэт был феноменально популярен. Им восхищались, его читали
взахлёб, книги, стихи его мгновенно распространялись по всей России,
Средней Азии, Турции, на Урале, в Крыму, в Поволжье; популярность
‘Тукая росла на глазах. Он стал кумиром всех слоев татарско-тюркского
общества, он стал народным поэтом.

 

Как раз когда Тукай был в зените своей славы, большую критическую
статью о творчестве Тукая впервые написал Галимджан Ибрагимов.
Галимджан эфенди ставит стихи Дэрдменда и Рамеева на полки шедевров
совершенно обоснованно, но произведения Тукая он ставит полкой ниже. То
ли Ибрагимову захотелось противопоставить двух поэтов Тукаю, то ли у
него взыграл дух противоречия, то ли ему захотелось завоевать на
литературной арене скандальную популярность, ведь и вправду,
поставленный Ибрагимовым вопрос: поэт или не поэт Тукай? создал
возбуждённую атмосферу. Критикующий Ибрагимов не все стихи Тукая берёт
под сомнение, он указывает на успехи Тукая, но разносит его рифмованные
частушки. Тукай отлично понимал и сам, что он порой делает «чёрную
работу», то есть пишет рифмованную рекламу. Он сам оговаривается, как
бы извиняясь: не серчайте на меня, если из-под моего пера выйдут кривые строки. Но в
этих «кривых строках» не может утонуть всё его творчество.

 

Евгений Евтушенко, выступая как-то перед татарскими писателями, сказал:

 

— Даже бездарные переводчики не смогли убить гений Тукая!

 

Выдающиеся деятели литературы, в том числе поэты Расул Гамзатов и
Мустай Карим, считали Тукая своим учителем, он был и остаётся учителем
для романиста Чингиза Айтматова.

 

Проживающий в Риге наш латышский друг Улдис Бердиньш однажды сказал:

 

— Я изучил Тукая в переводах на русский язык. Скажу прямо, стихи мне не
понравились. Чтобы понять сущность Тукая, я стал изучать татарский язык
и пишу, говорю и читаю по-татарски. Тукай — мощный поэт!

 

Век живи, мой друг Улдис! А мы, татарские писатели, изучаем ли латышский язык, чтобы понять величие Райниса?

 

— Должна быть наука о Тукае! — сказал покойный татарский учёный Альберт
Фатхи. — Каждое слово Тукая, каждое его действо должны изучаться
учёными, трактоваться, сопоставляться с фактами.

 

Есть исследовательские труды наших учёных, литературоведов, но, к
сожалению, достаточно и белых пятен, не изученных биографий многих
наших выдающихся исторических личностей. И у Тукая, наверное, есть
много тайн и секретов, которые ждут своих исследователей.

 

Если есть наука о Тукае, нас должна интересовать каждая мелочь в
творчестве и в личной жизни Тукая, каждому вопросу мы должны найти
ответ. И самому Тукаю не было мелочью бельмо, полностью закрывавшее
один глаз. Он его называл «печатью проклятия». Эта болезнь сильно
влияла и на психику, и на творчество Тукая. Нет сомнения, что белое
пятно усиливало его стеснительность не только перед женским обществом,
но и перед мужчинами.

 

Писателя интересует все, что касается характера поэта. Курил ли Тукай
или не курил? (А он начал курить очень рано, в стенах медресе, тайком
от мулл и надзирателей.) Он самозабвенно играл в карты с Фатихом
Амирханом, играл в камешки с детворой, он изумительно хорошо играл на
кубызе во время пикников, у него был очень мягкий баритон, он прекрасно
пел протяжные и весёлые татарские песни. Нас интересуют некоторые
особенности его характера. Всё нас интересует, что касается жизни и
творчества великого поэта.

 

Тукай — сравнительно близкая история. Жили среди нас и те, кто близко
знал Тукая, и поэтому писатель, взявшийся воссоздать его художественный
образ, вынужден был творить, не отходя от исторических данных.

 

Писать об исторической личности — чревато последствиями. Историк-педант
потребует от тебя точности в деталях и датах. Если ты ошибёшься не на
год, а на час — наверное, тебя обвинят в искажении истории. А читатели
и писатели будут от тебя ждать бестселлера, умопомрачительных
приключений. Если отсутствуют документы, как должен поступать художник,
писатель? И, конечно же, основным документом являются само творчество
исторической личности и легенды про него.

Мы остро критикуем иных живописцев, скульпторов, созерцая их
произведения: якобы они не похожи на изображаемую личность. Если
скульптура похожа на оригинал — хорошо, если не похожа — плохо.
Схожесть произведения с оргиналом — часто основное условие заказчика.
Но ведь есть ещё и воображение, и творческое право художника.

 

Художник Лотфулла Насыров, исходя из творчества выдающегося татарского
поэта Такташа, воссоздал его образ. Его Такташ очень похож на оригинал,
но художник изобразил поэта ломаными линиями, с горящим взглядом,
непослушными волосами, которые не вмещаются в рамку. Я думаю, что
именно этот портрет Такташа останется в истории как символ
поэта-бунтаря. Не исторические фотографии, а именно образ, созданный
художником Лотфи Насиром. Потому что в этом портрете вместились и
символизм, и бунтарство Такташа. Это находка художника.

 

После удачного портрета Такташа Лотфи Насир взялся писать портрет
Тукая. И потерпел неудачу. Незнание художником творчества поэта, его
сложного характера привели к фиаско: получился сытый, самодовольный
«Тукай». Потому что художник скопировал единственный не характерный для
Тукая фотоснимок. И этот упитанный «Тукай» кочует из книги в книгу, из
альбома в альбом, раздражая знатоков творчества и биографии Тукая.

 

Я бы посмел посоветовать художникам увидеть образ Тукая на выпущенной в
1912 году фотографии в журнале «Ан», откуда он смотрит на нас строгим,
испытующим взглядом. Красивое молодое лицо поэта, озабоченный взгляд
карих глаз, классический нос, широкий лоб. Или же на фотографии,
которая сделана перед смертью поэта, лежащего на смертном одре; или же
на том снимке, где Тукай сидит, обнимая колени обеими руками.

 

Тавиль Хазиахметов написал портрет Тукая как раз на основе
вышеназванной фотографии поэта. Из всех портретов, созданных
художниками Татарстана, как мне кажется, наиболее удачным является
«Тукай» Хазиахметова. Но и в нём имеется изъян, который даёт повод не
быть согласным трактовкой образа великого Тукая художником. Спокойный,
даже равнодушный взгляд Тукая не соответствует существу поэта. Тукай
всю свою сознательную жизнь жил горестями своего народа, он переживал,
боролся за его равноправие, горе татарского народа всегда проходило
через сердце поэта. А из портрета на нас смотрит похожий на Тукая
человек, изящно одетый, но с сердцем равнодушного чужака.

 

Тема выражения глаз, тема взгляда в портретах исторических личностей,
созданных художниками Татарстана, требует особого обсуждения. Глаза —
зеркало души человека, Если глаза не удались, портрет не выполняет своё
предназначение, художник не выполняет сверхзадачу.

 

У художника Хаджи Мурата есть картина «Маленький Тукай». Глаза
двух-трёхлетнего малыша глядят по-взрослому серьёзно, наблюдательно.
Всматриваясь в его глаза, можно догадаться, о чём думает ребёнок. Во
взгляд ребёнка художник заложил код: маленький Апуш когда-то станет
великим Тукаем. А у остальных «Тукаев» взгляды пустые.

У Тавиля Хазиахметова есть портрет «Кул Гали». Первое же впечатление
приносит разочарование. И опять сердце щемит из-за нашего древнего
поэта, который жил и творил восемьсот лет тому назад. Взгляд у Кул Гали
пассивный, неживой. В этом взгляде мы не видим того ума, который
заложен в великой поэме Кул Гали «Сказание о Йусуфе», нет того
пророчества, которое есть в его бессмертном произведении. В этой
картине Кул Гали слеп, и она не может стать образом-символом великого
Кул Гали. Творение Кул Гали обращено к нам через восемь столетий, и
глаза его создателя должны смотреть на своих потомков острым,
проникающим, лазерным взглядом. История непременно востребует нового
«Кул Гали».

 

Я бы избрал образом-символом Кул Гали образ, созданный из дерева
выдающимся скульптором Баки Урманче «Тоска» («Сагыш»), или же его
мраморный бюст под названием «Кул Гали». Эти два мудреца напряжённо
думают о судьбе своего народа. Часами можно вглядываться в их лица, не
чувствуя усталости. Эти две фигуры ни в чём не уступают знаменитой
скульптуре Родена «Мыслитель».

 

Пора уже серьёзно заговорить и о надгробных памятниках на татарском
кладбище. На мусульманских могилах, как я знаю, не положено ставить
скульптуры да барельефы, изображающие покойного. Пусть мы уже не живем
по канонам ислама, но мы должны хоть как-то держаться канонов
искусства. Рядом с удачными барельефами можно видеть целую галерею
уродливых изображений. Поставленный памятник или же барельеф должен же
хоть чем-то быть похож на покойного.

 

Мы давно уже привыкли к портрету Тукая, нарисованному Байназаром
Альменовым. С него смотрит на нас с ничего не значащим взглядом
чересчур аккуратный «Тукай». И в этом портрете тоже нет отзвука
сложного характера, сложной жизни Тукая. Опять-таки дело в том, что
наши художники создают портреты исторических личностей, не вникая в
психологию, в творчество изображаемого человека. Или же стремятся
сделать портрет внешне похожим на оригинал, однако порой и это желание
не осуществляется.

 

Тукай был иным. У Тукая была удивительная способность создавать себе
врагов. Тукай с колким характером, с острым языком, Тукай — больная
мозоль Судебной палаты и жандармерии. Тукай, стольких знаменитостей
больно уколовший в словесной дуэли, мог ли такой Тукай умереть своей
смертью? Нет! Тукая должны были умертвить, послав убивца, его должны
были заставить наложить на себе руки. А ведь Тукай подумывал об этом. И
он пишет: я стал постепенно себя умерщвлять.

 

О Тукае написано множество поэм, сложены песни, созданы пьесы и
повести. Много их или же мало за сто лет, пусть об этом вынесут свой
вердикт литературоведы, ученые мужи. Появятся новые произведения о
Тукае. Его будут изображать как национального героя, который не на
жизнь, а на смерть сражался против черносотенцев, шовинистов, он
погибнет в неравном бою за равноправие своей ущемлённой нации. Это и
есть образ-символ Тукая!

 

Пройдёт время, Тукай станет героем далёкой истории, а литературная
наука не откажется от стремления к открытиям, новым трактовкам и
версиям. Художники, писатели, композиторы будут творить образ Тукая,
исходя из своих представлений. Они будут изображать Тукая не физически
больным человеком, а богатырём. И на сцене, и на экране Тукая будут
играть физически великолепно сложённые актёры.

 

Чем дальше мы будем отодвигаться во времени от Тукая, тем больше будет
прибавляться его величия, и Тукай для грядущих поколений станет Алыпом,
Богатырём, потому что Тукай своим творчеством, своей сражающейся
поэзией велик, как Алып-батыр.

 

Где бы мне ни приходилось бывать; в прибалтийских республиках, в
Москве, в братских республиках Средней Азии и Кавказа, во время
литературных вечеров всегда царил дух Тукая. В Хельсинки есть общество
имени Тукая, в Финляндии учёный Гомер Дагер выпустил монографию о Тукае
на финском и английском языках, в Финляндии в каждой татарской семье
дети и взрослые поют стихи Тукая.

 

В Китае в татарских, уйгурских, казахских, узбекских семьях Тукая считают своим родным поэтом.

 

В Турции профессор Фатима Узкан в университете Анкары вот уже тридцать лет читает лекции о жизни и творчестве Тукая.

 

Классики казахского, узбекского, башкирского, азербайджанского,
крымско-татарского и других тюркских народов прошлого века считают
Тукая своим учителем.

 

Порой неосведомлённым собеседникам мы говорим, что Тукай — это наш
Пушкин. Мне кажется, такое сравнение не идёт ни в какие ворота. Пушкин
велик по-своему, Тукай — по своему! Пушкин творил в самостоятельном,
собственном государстве, Пушкин не знал религиозного, национального
угнетения своего народа.

 

Тукай имел много учителей, творивших до него на татарском языке: Кул
Гали (XIII век), Мавля Колый (XVI век), Кандалый (XVII век), Имяни (XIX
век), Акмулла (XIX век) — их творчество сильно влияло на поэта.

 

В отличие от Пушкина, Тукай был представителем порабощённого народа.
Сверхзадачей Тукая была защита, освобождение своего народа от гнёта
царизма, шовинизма, от национального, религиозного угнетения.
Непосильная задача. Но Тукай поднялся на неравную борьбу.

 

Тукай своим телом встал на пути мощного потока обезумевших людей, которые шли к пропасти ассимиляции, и спас их, погибая сам.

 

Тукай горел в огне творчества всего семь лет, а народы греются у этого огня вот уже сто лет.

 

Тукай — это предохранитель, сгоревший под высочайшим напряжением мощного шовинизма и национализма.

 

Тукай — это яркая свеча, лучи которой не падают на её основание, и чем
дальше мы находимся от источника света, тем лучше будет освещение
вокруг.

 

Сколько учёных, поэтов, драматургов, музыкантов, композиторов и художников получили творческий заряд от Тукая!

 

Чем дальше мы уйдём во времени, тем отчётливее мы будем видеть величие Тукая.

 

Журнал "Казань", 2006, июль


Оставить комментарий


*